Считавшиеся фронтменами «патриотического лагеря» Стрелков и Пригожин лишились возможности влиять на умы провоенной части общества. Первый оказался за решеткой, второй убит после бунта, похоронен тайно и без почестей, положенных Герою России. Как к такому повороту событий относятся граждане, которых с недавнего времени называют «турбопатриотами?» Вызовут ли последние события открытое возмущение вплоть до отказа поддерживать «СВО»? Важен ли для власти этот электорат, и почему она не дорожит его мнением? Своей точкой зрения в интервью «Можем объяснить» поделился журналист Олег КАШИН.
«МО»: Как, по вашим оценкам, себя чувствуют так называемые турбопатриоты, люди, для которых и Пригожин, и Стрелков были вдохновляющими фигурами, хотя и разными? После того, как один убит, а второй оказался за решеткой?
Олег Кашин: Я бы не ставил Игоря Стрелкова и Евгения Пригожина через запятую, хотя понимаю, почему многие комментаторы это делают, и вижу в этом на самом деле проблему.
Российская власть своим путём пришла к тем же выводам, что и советская. Энтузиасты, люди, лояльность которых основана не на представлении «ты начальник, я дурак», а на ценностях, – такие люди для них действительно всегда опаснее любых диссидентов. Именно этой формулой, мне кажется, описывается история отношений российской власти с людьми типа Стрелкова и тех, кого называют рассерженными патриотами.
Дело не в том, что российская власть, допустим, зачищает эту поляну для того, чтобы потом резко заключить мир с Украиной, и не встречать сопротивление. Может быть, будет мир с Украиной, может быть, не будет – зачистка к этому не привязана, очевидно. И в 2014 году, и раньше, и позже, даже если какие-то люди от души искренне выходили на митинги, даже в поддержку присоединения Крыма, им отказывали в проведении этих мероприятий, а на официальные праздники по поводу Крыма власть предпочитала свозить бюджетников на автобусах, как на обычные лоялистские митинги.
Судьба Стрелкова и других «рассерженных патриотов» скорее увязана вот именно с этим представлением, что «инициативники нам не нужны». Эта фраза принадлежит Владимиру Путину – он сам произнёс в первом своём программном выступлении в этой книге 2000 года, рассказывая о том, как он просился на работу в КГБ.
«МО»: Почему Пригожина и Стрелкова нельзя, как вы сказали, ставить через запятую?
Олег Кашин: Вставлять Евгения Пригожина в этот контекст некорректно, потому что это судьба человека из плюс-минус высшей номенклатуры, хотя там есть множество оговорок. Сам Путин в своём загадочном прощальном выступлении на тему Пригожина делает акцент на том, что это был бизнесмен, то есть человек, не принадлежащий к высшей российской элите.
Борьба с Пригожиным – это борьба за укрепление и сплочение высшей российской элиты, а борьба со Стрелковым – это продолжение той борьбы, которую власть всегда вела против любых людей со взглядами, потому что лояльность с точки зрения власти может быть основана только на слепом следовании тому, что тебе говорит начальство. Искренняя поддержка — это такая же угроза, как и искреннее оппонирование власти.
«МО»: Для части общества Стрелков, Губарев, рассерженные патриоты, были каким-то символом, про которых было понятно, что они «настоящие». Что эти люди чувствуют сейчас? Что кругом «измена, трусость и обман»? Во что может вылиться их фрустрация? Например в какие-то акты отчаянного индивидуального террора, как в декабре 2019-го, когда стрелок-одиночка стал обстреливать здание ФСБ на Лубянке?
Олег Кашин: Если говорить о людях как символах то стоит вспомнить и другие символы этого межвоенного восьмилетия, в том числе и того, что называли крымской или русской весной. Напомню, что одним из ярчайших, символов Крыма была Наталья Поклонская, человек, который ныне абсолютно прочно забыт, выпал из публичного пространства, и несмотря на то, что у неё в 2014-м или в 2015-м году хватало поклонников, настоящих, которые и обыгрывали её анимешную внешность, и просто восхищались ею, в том числе, как человеком с каким-то героическим прокурорским бэкграундом ещё в старой Украине. Сегодня же нельзя сказать, что кто-то всерьёз вслух переживает эту потерю – исчезла и исчезла, так бывает.
Более гротескный пример – и для меня самого это стало сюрпризом – Алла Пугачёва. Сколько я себя помню, она была таким столпом, и вот её как бы отменили, она исчезла, она теперь критик режима, человек из Инстаграма, без пяти минут иноагент с мужем иноагентом. И где эти десятки миллионов поклонников Пугачёвой, которые в реальности существовали? Мы не видим этой вслух проговариваемой тоски по, наверное, главной иконе массовой культуры рубежа веков.
Наверное, это какое-то интересное свойство нашего общества, может быть, та самая выученная беспомощность со времен сталинизма, когда исчезновение какого-то очередного вождя или героя влечёт за собой только замазывание его портретов в книгах и не более того.
Говоря о символах и о том, что может повлечь какой-то бунт, я сам продолжаю наблюдать за тем, как ведут себя люди, испытывающие разочарование в жизни, на фоне того, что их друзья и одноклассники погибают. Я наблюдаю людей, которые уже на этом этапе, когда всё про войну понятно, и они понимают, —желая свою негативную энергию куда-то канализировать, записываются добровольцами и в 40, и в 50 лет. В этом смысле сценарий, когда человек, который понимает, насколько вокруг всё чудовищно выходит, не на площадь с плакатом или самосожжением, а идёт в военкомат – такой вариант, каким бы унылым и трагическим он ни был, воспринимается как более реалистический.
«МО»: Вам не кажется, что все люди, которые хотели записаться добровольцами, уже успели сделать это за полтора года, и сейчас мотивация остается скорее денежной. Двести тысяч рублей — это немалые деньги в регионах, и в Москве тоже.
Олег Кашин: Я возражу вам насчёт того, что касается людей, которые уходят воевать уже сейчас, когда всё про войну понятно. Для меня самого это было сюрпризом – на социологию какую-то не претендую — но такие люди реально есть, и именно из той части общества, которая на старте даже, если они сидя на диване, болели за «наших мальчиков», они не думали о том, что пойдут воевать. Ожидание второй волны мобилизации, по факту, идущей непрерывно, висит дамокловым мечом висит над обществом. Вполне может быть, что и у людей могут сдавать нервы: «Зачем ждать, когда тебе придёт повестка, иди и запишись в военкомат сейчас».
Я бы не стал считать, что если общество в сравнении с февралем 2022 года гораздо лучше понимает тупиковость и бесперспективность войны, то это влияет на какой-то финальный жизненный выбор в пользу антивоенной или антивластной позиции.
«МО»: Вот эта нарастающая апатия, фрустрация, беспомощность, усталость от интенсивных эмоций, ненависти, – чем она может обернуться?
Олег Кашин: Терминологию «рассерженные патриоты» ввели люди из круга Стрелкова, и велик соблазн воспринимать вот этот типаж человека, который хочет воевать, но хочет воевать эффективнее, чем Шойгу и Герасимов, —как какой-то массовой. Но ничего нет, что доказывало бы массовость этой социальной группы. Даже такой банальной пример — отсутствие людей возле здания суда, где продлевали меру пресечения Стрелкову: никто не вышел. Я попытался, по крайней мере ввести немножко другой термин, а именно «разочарованные патриоты», подразумевающий меньший активизм, меньшую активность, наверное, вообще меньше экзальтированность.
В чём главное политическое преимущество Путина на протяжении 23 лет? Он не требовал от людей активной поддержки своего режима, ему достаточно было, чтобы люди не выступали против, и как раз первый военный год, чем он был, как мне кажется, опасен для путинской власти, она зачем-то сделала такой поворот в сторону почти тоталитаризма, обязывая и лидеров общественного мнения, и часто обычных граждан надевать на себя букву Z. И уже тихой лояльности оказалось недостаточно, и я думаю так уже политологически, что, если Владимир Путин хочет какой-то стабильности, — понятно, что блицкриг не состоялся и, наверное, нужно что-то взамен его – наверное, российской власти придётся возвращаться к этому пассивному подходу, как раз к тому, что может возмущать рассерженных патриотов – меньше букв Z, меньше песен Шамана, больше того, что мы видели первого сентября: Путин анонсирует конкурсы для семейной жизни, Мишустин играет в пинг-понг. Вот что-то такое, наверное должно, прийти на смену военному радикализму, и по мере затихания фронта это неизбежно, и это не влечёт за собой ни настоящий мир, ни падение Путина. Вот в чём, наверное, беда для тех, кто на что-то рассчитывал в течение полутора лет.
«МО»: А официальные голоса — насколько они созвучны «рассерженным патриотам» – например, Владимир Соловьев или Стас «Ай-как-просто»?
Олег Кашин: Владимир Соловьёв, очевидно, это голос власти, как и другие герои телевидения, это не вполне субъектные персонажи. Хоть он и претендует на какое-то отдельную сущность, но всё же он остаётся, как бы рупором российского государства, буквально сотрудником государственного телевидения. Соловьёв фактурный, агрессивный, эмоциональный, но также легко представить себе фактурного, агрессивного и эмоционального Соловьёва который в этой же манере обличает провоенных радикалов.
Во многом эфиры государственных медиа в дни и после пригожинского выступления об этом свидетельствуют. Вдруг оказалось, и мы видели это в программе «Время», и в телевизионных ток-шоу, что Евгений Пригожин имеет сверхбогатый дом, что у него там хранится «Газель» с наличными, что у него фотография отрезанных голов. «Посмотрите, как живёт этот отвратительный олигарх», говорило телевидение, и никто не беспокоился о том, что там раньше Евгений Пригожин, в принципе, считался героем.