За две недели до инаугурации избранный президента США Дональд Трамп заявил, что постарается остановить российско-украинскую войну за полгода. В интервью нашему изданию политолог рассказал о том, какие у американского лидера возможности воздействовать на Москву, и почему война вряд ли прекратится в этом году.
— Трамп много говорит о том, что хочет любыми способами остановить войну и что он это сделает быстро. Насколько упорным он будет в этом своем стремлении? Насколько вообще для него эта тема важна?
— Трамп в ходе избирательной кампании занял позицию активного вмешательства в российско-украинскую войну, хотя он мог бы этого не делать. Он мог бы вполне ограничиться заявлениями с критикой предыдущей администрации и всего, что ей сделано в ходе этой войны. Но Трамп продемонстрировал сильную позицию, заявив, что урегулирует эту войну. Теперь, разумеется, у него есть определенные в этом смысле обязательства, и поэтому в первой половине 25-го года администрация Трампа будет искать решение этой проблемы.
— Насколько она сложна для Трампа?
— Главная проблема заключена здесь в следующем. После первого шага в направлении Путина и выслушивания в очередной раз путинского ультиматума, который, собственно, не менялся с июня 24-го года, как он был сформулирован, Трамп может сказать себе, что хорошо, тут невозможны никакие переговорные треки, займемся другим.
И дальше есть большой список возможных действий администрации Трампа, которые имеют отношение к этой войне, но непрямое. Например, заняться обрушением теократии в Иране. Или решение проблемы йеменских хуситов.
Тем не менее мы должны ожидать того, что к весне 25-го года, так или иначе, администрация Трампа должна будет выйти с планом принуждения к миру через силу. В этом направлении уже определенная работа проделывается, ряд республиканцев пишут бумаги о том, как можно радикально усилить давление на Кремль.
— А есть ли действительно такие возможности?
— Возможностей очень мало, никаких иллюзий быть не должно, никто не располагает никаким волшебным ключиком для того, чтобы отомкнуть дверь к мирным переговорам. Но тем не менее какие-то инструменты есть
Их набор сильно зависит еще и от того, кто будет у Трампа пятью или шестью основными советниками и операторами по внешней политике в целом, и кто будет вырабатывать стратегию. Мы узнаем это в конце февраля, хотя все инструменты лежат на столе.
— Можно ли их назвать?
— Этих инструментов пять. Первый— введение санкций на нефть по модели иранских. Это кажется невозможным, это кажется диким в отношении России, но до недавнего времени казалось диким и отключение от Свифта и многое другое
Сейчас мы находимся в ситуации 2024 года, когда в отношении российской нефти активно прощупывались и начали реализовываться различные меры, связанные с арестом танкеров, с поддержанием каких-то мер, санкционирующих страны, которые пытаются обойти ценовой потолок на нефть. Но вполне можно себе представить объявленное решение о том, что Россия вообще не может продавать нефть за деньги, а только в обмен, только на условиях бартера. Это один шаг, существенно обрушающий, создающий большие проблемы.
Второй шаг, очевидно, это просто радикальная эскалация на восточном фланге НАТО. Соединенные Штаты так не раз делали, и я не вижу, почему, заявив о том, что надо двигаться к миру через силу, Трамп не может перебросить 400 или 500 американских военных самолетов на восточный фланг. Они там были. В начале 90-х годов на континенте в Европе было 650 американских военных самолетов, сейчас их осталось 200, и они переброшены на дальние от России аэродромы.
Если представить себе просто заявление о возврате к ситуации 90-го года из-за того, что Россия создаёт глобальную угрозу, то мы увидим на восточном фланге не просто нынешнее медленное пополнение (примерно 500 человек за полгода), а демонстративный ход, показывающий, что если не прекратятся ракетные обстрелы со стороны Кремля в отношении Украины, то у нас тут имеются силы, которые в состоянии перекрыть всё. Это не факт, что они будут использованы, мы говорим сейчас только о наращивании угрозы.
Третий момент в этом инструментарии – это могут ли НАТО, Соединённые Штаты или группа из пяти-шести стран крупнейших экономик, могут ли они заявить, что ставят себе целью создать превосходство в снарядах и тактических ракетах. То есть делается заявление о том, что в течение 12 месяцев военные производства добьются того, что они гарантированно поставляют Украине количество снарядов в три раза превышающих то, что может произвести военная промышленность России.
— А разве такое возможно?
— Это сложно, мы находимся в ситуации, когда постоянно констатируется, что военные производства стран НАТО очень сильно отстали. Но при определенном решении нет никаких сомнений, что мощь этой всей экономики, я имею ввиду европейскую экономику и совокупную экономику Глобального Альянса поддержки Украины, что она сможет это сделать.
Четвертый пункт. Существует политическое решение, которое изменит ход войны. Это просто если Трамп и допустим еще 10 или 12 крупнейших стран просто на политическом уровне (не дожидаясь трибунала) скажут, что Путин является военным и политическим преступником.
Это изменит, повернет международную дипломатию. Даже такая политическая квалификация изменит взаимодействие с Россией Бразилии, Индии, Китая, Филиппин, Индонезии, стран Африки. То есть все инструменты, которые есть на столе, они все очень радикальные.
— Какой же пятый пункт?
— Он связан со вторичными санкциями. Трамп это любит делать, это в духе его риторики: мы накажем всех, кто обходит санкционный режим. Мы вводим пошлины против них. Пошлины, которые просто будут разрушать экономику этих стран.
Сейчас сотрудничество многих стран Африки или Латинской Америки по обходу санкций с Кремлем продолжается, но это слабые экономики. Для них даже угроза со стороны США в отношении создания пошлин или разрушения определенных позиций экономического обмена, на которых эти страны держатся, будет терминальным. Резюмируя, инструменты есть разного вида, и военного, и околовоенного, и экономического.
— То есть вопрос в том, насколько Трамп будет готов и решителен в их применении?
— Да. Но все-таки надо иметь в виду, что здесь речь идет не только о нерешительности, но и о рационализме. То есть администрация Байдена взвешивала, несомненно, и не только она, а и многие остальные европейские лидеры взвешивали рациональные последствия введения тех или иных мер, потому что некоторые меры действительно радикально и существенно ударяют по собственным экономикам тех стран, которые их могут ввести. Некоторые военные меры представляют собой эскалацию, которую избиратели этих стран просто не поддержат.
— А если на все это посмотреть со стороны Кремля, есть ли смысл Путину соглашаться и что-то прекратить? Российская армия продолжает наступать. Вроде как и деньги есть, люди худо-бедно в армию идут, и по некоторым оценкам в таком режиме Россия может воевать еще несколько лет.
— Да, надо иметь в виду, что Путин готов воевать бесконечно, то есть независимо от ухудшения обстоятельств. И те, кто занимается стратегическим планированием в Соединенных Штатах, в Европе, это хорошо понимают. У всех есть понимание, что русские будут затягивать пояса, как бы жевать берестяную кору, но не согласятся и не сдадутся.
То есть они будут воевать дальше, на последней фазе это может быть война, как у Никиты Михалкова в кино про Брестскую крепость, война палками, но она не прекратится. И Трамп не может рассчитывать на то, что с помощью экстраординарных мер принудит Путина к миру. Экстраординарные меры просто ведут к истощению РФ.
— Тогда на что может быть расчет?
— Радикальные шаги могут радикально ухудшить положение для Российской Федерации и при определенных обстоятельствах привести к тому, что Путин будет смещен. То есть расчет на окончание войны может быть связан только со смещением Путина, иначе это невозможно себе представить. Да, любая следующая постпутинская группировка, полностью оставаясь верна путинизму как политической модели, она несомненно предпримет попытки завершить войну.
— А как вы себе представляете это смещение?
— Не только отставной генерал Ивашов считает, что эту войну не надо было начинать, но и внутри нынешнего военного командования, в Генштабе есть люди, которые считают, что эта война, в той форме, в которой она ведется, бесперспективна и провальна. Перед этими людьми будет стоять выбор. Это такой экзистенциальный выбор: либо мы погибаем вместе все и губим всю эту экономику и всю эту страну лет на 50-100 вперед. Либо мы принимаем решение сместить этого сошедшего с ума фанатика. И у нас возникает трудная, но тем не менее вполне представимая и конструируемая перспектива реальной нормализации отношений с Европой и со всеми остальными, и главное — прекращение бессмысленной войны.
— А почему Путину самому вдруг не покажется выгодным на каком-то этапе объявить, что победа одержана, и займемся уже нашей экономикой.
— Теоретически ничто не мешает. Но все же зная Путина, узнав его за 25 лет, надо исходить из того, что цель занятия четырех областей Украины по административным границам не будет им отменена. То есть да, можно представить себе остановку войны после выхода на четыре административные границы, можно предположить, что на этом месте даже Кремль выступит с какой-то новой риторикой в отношении окончания войны. Но представить себе, что Путин принял решение присоединить четыре области к России в ходе этой военной кампании, и он это бросит, совершенно не имея никаких на то оснований, потому что с точки зрения Кремля война идет хорошо… С точки зрения Путина, да, продвижение имеется, украинская экономика истощается, Путину докладывают постоянно все то, что пишут в том числе и наши российские коллеги — в Украине все плохо, все устали от войны, коррупция, не хватает солдат и скоро их совсем не будет и т.д. Он это все тоже читает, и в Кремле господствует представление, что еще примерно год, два, и режим Зеленского падет, начнется, так сказать, хаос и план осуществится. То есть Кремль рассчитывает на то, что даже не придется с военными средствами захватывать все 4 области по административным границам, он рассчитывает, что следующая администрация в Киеве скажет, да ну его к черту, отойдем на эти административные границы по договоренности с Кремлем. А поскольку с моей точки зрения этот расчет ошибочен, то есть Кремль не возьмет эти 4 области ни в 25 году, ни в 26-м, то война будет продолжаться.
— Вы упомянули усиление НАТО на востоке и угрозы закрыть небо. А как это может произойти на практике?
— Тут очень важно следующее: мы каждый год имеем дело с публичным обсуждением того, что раньше казалось невозможным, но оно потом наступает. То есть в 24 году открыто обсуждался вопрос, может ли авиация союзников Украины закрыть половину украинского неба, то есть как бы закрыть небо от Львова до Киева. Технически может, просто это решение не принято, — так возможно оно будет принято в 25 году. В 24 году мы видели публичные обсуждения, немыслимые для 22 или 23 года, это были обсуждения о возможном вводе военных контингентов группы стран на территорию Украины. В качестве миротворческих условно говоря, но Кремль же реагирует правильно, он понимает, что хотя говорится о миротворчестве на официальном политическом уровне, но реально висит вопрос в воздухе — а что, действительно можно ввести на территорию Украины, скажем, контингент 100 тысяч? Он освободит значительную часть украинских военных для войны на передовой, обеспечив поддержание военной инфраструктуры в остальной части Украины. И это далеко не все из того, что обсуждалось в 24 году, что казалось невозможным раньше. Эти обсуждения приводят к тому, что через полтора года мы видим все эти меры введенные.
— В эмиграции есть сегодня такой нарратив, отчасти повторяющий российский официоз: нарастает усталось Европы от войны, и европейские страны будут помогать Украине все менее охотно. Да и украинское общество устало.
— Да, усталость нарастает. Но я всегда подчеркивал, что из факта нарастания усталости требуется какая-то политическая проекция. Если ее нет, то можно сколько угодно констатировать усталость. Можно каждый день говорить, что население Западной Украины вообще не хочет воевать в этой войне. Можно также говорить, что украинский Генштаб неправильно стратегически в 24-м году планировал что-то. Сколько не повторяй тезис о том, что война до последнего украинца безнадежна для Украины, сколько не говори об усталости, есть политическая реальность. Она заключена в том, что из войны выйти невозможно. Выход из войны не конструируется.
— И что из этого следует?
— Это значит, что война будет продолжаться. А если ее такова логика, то руководители ЕС, немецкие христианские демократы, американские республиканцы, обе партии в Британии, их лидеры и стратеги, они все, глядя на ситуацию, могут конструировать только одно. Если эта война не разрешается, значит надо действовать в направлении давления на Кремль. И тут ничего не сделаешь.