Сегодня в Стамбуле впервые с 2022 года стартовали прямые переговоры России и Украины. Накануне встречи стороны высказывали разные версии о целях и формате диалога, а Путин отправил делегацию ниже рангом, чем на переговоры с США. Хочет ли Путин остановить войну? Изменится ли его политика, если перемирие всё же наступит? На вопросы «МО» ответил экс-спичрайтер Путина, политолог Аббас Галямов*.
— Готова ли Россия и Путин к «худому миру»?
— Путин, конечно, хотел бы закончить войну — последствия от нее слишком тяжелые. Но он хотел бы завершения на «победоносных» условиях — то есть зафиксировать текущую линию фронта как итог победы. Он не готов закончить войну любой ценой, а с другой стороны, он не хочет ссориться с Трампом — это слишком опасно стратегически. Поэтому, если Трамп будет настаивать, Путин готов попробовать: «А вдруг украинцы согласятся на наши условия?» Если согласятся — отлично, если нет — обвинит их в срыве переговоров. В общем, он даже на перемирие может пойти, если давление с американской стороны усилится.
— Если Путин решит, что условия приемлемы, и будет объявлено перемирие — смогут ли власти «продать» это россиянам как победу?
— Безусловно. Пропаганда моментально выдаст массу аргументов, почему это «истинная победа». Люди формально это примут. Спорить будут разве что отдельные «патриоты Z», но Кремль быстро их заткнёт. Будут массовые праздники, фейерверки, торжества. Однако реакция общества будет двойственной: внутренне у многих останется сомнение — мол, это не настоящая победа. Но открыто спорить никто не станет: во-первых, это опасно, можно сесть. Во-вторых — а зачем? Люди не хотят войны, хотят просто её окончания. И если её наконец прекратят — это будет воспринято с облегчением: пусть без восторга, но с огромным внутренним «наконец-то».
— Если наступит перемирие — можно ли будет эту новую «победу» превратить в новый идеологический фундамент?
— Даже если Путин оформит перемирие как «великую победу», долго это не продержится. Люди быстро забудут парады — как забыли и «Крым наш». Уже в 2016-м на фокус-группах чувствовался запрос на перемены, а после 2018-го он перерос в открытую оппозиционность. Сейчас будет ещё быстрее: победа сомнительная, война тяжёлая, цена слишком высокая. Путин это понимает — он хочет зафиксировать результат и сократить потери, но нового проекта у него нет. Значит, впереди — тот же спад, что был в 2018–2022: раздражение россиян падение рейтинга.
— Что в таком случае может стать новым проектом Кремля?
— Я не исключаю, что Кремль попытается «прощупать» Восточную Европу, например, устроить кризис в Нарве. Скажут: «Это русский город, эстонцы-фашисты угнетают». Или всплывёт Ивангород и начнут рассказывать, что его «бомбили восемь лет». То есть параллельно с прекращением войны в Украине может начаться создание нового конфликта — на границе с Эстонией или Финляндией.
Можно, конечно, сказать: «Они Украину не могут победить, куда ещё?» Но в случае с диктаторами желания не всегда определяются возможностями. Гитлер не закончил с Англией, но напал на СССР. То же может сделать и Путин.
В его окружении есть влиятельная группа, которая прямо настаивает: «Китай нас прикроет. Если что — станет посредником». Поэтому Путин, вполне возможно, будет сознательно искать проект следующей войны.
— Может ли Кремль использовать внутреннюю повестку?
— Вряд ли. Они не умеют создавать внутренние проекты. Хотя теоретически можно было бы, например, национализировать экономику и запустить неосоветский проект: «Раз СВО показала, что олигархи и капитализм неэффективны, давайте строить социализм». Это бы сработало. Люди бы купились — особенно если начать «раскулачивать». Увидеть по ТВ, как конфискуют яхту — для нашего человека это лучше любого сериала.
Но Путин, кажется, к этому не способен. Он зациклен на внешней политике, а внутреннюю больше не любит. Если только его не уговорят новые элитные группы — «второе поколение» путинской элиты, которые захотят избавиться от «кооператива Озеро». Может быть. Но скорее он выберет вариант новой внешней войны. Даже если это не полномасштабное вторжение, а, как они говорят, «асимметричная война»: диверсии, поджоги, саботаж.
— То есть даже приперемирии, мира и, тем более, «оттепели» ждать не приходится?
— Не факт. Это не исключено. Все зависит от того, насколько адекватно он оценивает ситуацию в экономике и на фронте. Если он понимает, что армия провалилась — а она провалилась: три года войны, и при этом ни числом, ни умением победить не получилось — тогда он может, условно говоря, «взять себя в руки».
Может и начать поиск преемника, и объявить стратегию обновления. А может быть, он действительно верит во все, что говорит. Если так — он будет продолжать крутить старую шарманку, и никакой перемены не будет. Все зависит от того, насколько он оторван от реальности.
* Политолог признан Минюстом РФ иностранным агентом