Сегодня в Италии отменили выступление Валерия Гергиева: после протестов против его возвращения на сцену власти отменили запланированные концерты. Накануне в Москве Гергиев дирижировал премьерой оперы Прокофьева «Семён Котко» в Большом театре. Оперу поставил Сергей Новиков — глава управления по общественным проектам администрации президента, кремлевский куратор всей российской культуры. На занавесе вместо декораций — прямые цитаты из кремлёвских методичек: от рассказов о «хунте в Киеве» и «референдуме в Луганске» до утверждений о «российской армии, пришедшей на помощь жителям Донбасса».
О том, как Большой театр окончательно стал частью пропагандистской машины и почему Гергиеву не светит вернуться в Европу, мы поговорили с оперным обозревателем Наташей Киселёвой, одной из первых заметившей новый виток пропаганды на главной театральной сцене страны.
– Опера «Семён Котко» — что это было и как нам это понимать?
— Об этой премьере мы узнали именно по фотографиям. «Семён Котко» Прокофьева в Большом театре — это премьера закрытия сезона. А закрытие сезона для любого оперного театра, особенно такого уважаемого, как Большой, — это всегда что-то самое главное, самое эффектное, вишенка на торте.
И вот этой «вишенкой» оказалась опера, которая закончилась буквальными цитатами из кремлёвской методички — о «Донбассе», «преступном украинском режиме», «украинской хунте». И всё это было не в художественном ключе, не метафоры, не эзопов язык, не какой-то тонкий художественный приём. Это были дословные пропагандистские формулировки, которые мы привыкли слышать в Z-каналах, от Симоньян или Соловьёва. И теперь это дошло до Большого театра.
Это важно ещё и потому, что происходит всё это не в вакууме. На фоне — огромный международный скандал. Валерий Гергиев возвращается: 27 числа он впервые с начала войны должен был выйти в Европу — на итальянском фестивале в небольшом городке Казерта, который теперь знают все. И на прошлой неделе в трёх городах — Милане, Риме и Казерте — прошли митинги, которые организовала команда Навального.
Источник: музыкальный критик Сергей Буланов
– Всё это происходит на фоне огромного спора: искусство вне политики или нет?
— Все эти три года Валерий Гергиев действительно дистанцировался от прямых пропагандистских заявлений. Да, он лоялен Путину и Кремлю — он друг, доверенное лицо, часть этой системы. Но он, в отличие от Машкова или других публичных пропагандистов, не делал прямых заявлений, не носил георгиевскую ленту в виде буквы «Z». И вот на этом фоне произошла удивительная история: это уже не просто намёки, это махровая пропаганда на исторической сцене Большого театра.
И ключевое тут — кто поставил эту оперу. Режиссёр — Сергей Новиков, виолончелист, но ещё и сотрудник аппарата президента РФ. Он курирует «социальные проекты» — а на самом деле занимается шоу-бизнесом, решает, кто поедет на Донбасс, кто будет извиняться в «водолазке покаяния», кого простить, кого отменить. Именно он запускал недавно пропагандистское «Интервидение» на Манежной площади. И вот этот человек ставит оперу, где методички с топорным кремлёвским вокабуляром звучат прямо со сцены Большого театра. Такого не было никогда — даже в советские времена, даже у Гергиева, даже у самого Новикова.
Мне после текста многие писали: «Почему вы в рецензии не сказали ничего про партитуру, про музыку, про певицу, которая исполняла Софью?» А я считаю, что когда на сцене звучат слова «украинская хунта», искусство исчезает. Это как если в бочку чистейшей питьевой воды бросить дохлую крысу: она перестаёт быть питьевой водой и становится ядом. Так и Большой театр — он отравлен этой пропагандой.
Для меня это огромная боль. Я написала в рецензии, что это было похоже на групповое публичное изнасилование с особым цинизмом — над театром, который во всём мире известен как символ высокого искусства. Большой театр — важнейшая институция. Да, сейчас он деградировал: многие артисты уехали, серьёзные режиссёры и хореографы больше здесь не ставят. Но никогда раньше, даже в СССР, он так низко не опускался, как на прошлой неделе.
– Вообще, личность господина Гергиева, конечно, удивительная. Ты сама как его воспринимаешь? Это великий музыкант, который стал частью режима, или всё-таки мы должны были радоваться за зрителей в Италии и Испании, которые смогли бы услышать его музыку?
— Я бы сказала, что здесь не может быть разделения. Для меня Гергиев — это пример того, как великий музыкант становится прямым проводником пропаганды. И я уверена, что в Италии его концертов не будет — министр культуры уже публично высказался, что это кринж и что правила Евросоюза здесь однозначны: мы имеем дело не с искусством вне политики, а с пропагандистом. Гергиев — именно пропагандист, просто в роли дирижёра. В Испании пока даже нет точной даты его выступления, и я думаю, что этот тур начался по той же схеме, по которой в своё время пыталась вернуться Анна Нетребко: сначала небольшие фестивали, маленькие площадки, чтобы прощупать почву. Но сейчас другое время — идут ежедневные бомбардировки Украины, и Европа не готова принимать «доверенное лицо Путина» даже под предлогом музыки.
История Нетребко показательная. Да, она — великая певица, одна из лучших меццо-сопрано в мире, невероятная актриса. Но даже она после скандала с флагом ДНР сначала вынуждена была ездить по второстепенным площадкам, прежде чем её начали снова принимать серьёзные театры вроде Ла Скала или Венской оперы. И то возвращение сопровождалось протестами. Гергиев же выбрал совсем дурное время и вряд ли вернётся ни в Зальцбург, ни в Вену, ни в Мюнхен. Европа прямо говорит ему: «Оставайся руководить Мариинкой и Большим».
А это, кстати, отдельная катастрофа. Объединение двух главных российских театров под одним человеком — беспрецедентно. Мы возвращаемся к системе императорских театров, когда всё подчиняется одному центру и обслуживает имперский нарратив. Конкуренция между Мариинкой и Большим, которая раньше поднимала общий уровень постановок, исчезла. Гергиев физически не справляется: по словам артистов, в труппах хаос, репертуарного плана нет, всё решается эмоционально и сиюминутно. Он великий музыкант, но не интендант и не администратор.
Поэтому говорить о нём как о «великом музыканте, которого надо отделять от режима» — неправильно. Я не пойду ни на его концерты, ни на оперы с Нетребко, потому что в Европе полно потрясающих голосов, не замешанных в поддержке войны. Культура — это не только искусство, это ещё и бизнес. Нетребко и Курензис возвращаются, потому что они гарантируют sold out и высокие цены на билеты. Гергиев тоже хочет вернуться в Европу, в том числе из-за своих финансовых интересов — у него в Европе недвижимость, замороженный бизнес. Но это не повод закрывать глаза на то, кем он является.
Для меня гений и злодейство неразделимы. Мы живём во времена, когда человек обязан нести ответственность за свои слова и поступки. И Гергиев — не исключение.
– Ты заговорила про специфическое отношение к представителям русской культуры в Европе. Но ведь под «культуру под санкциями» порой попадают и те, кто уехал, кто ничего не поддерживает — например, Кирилл Серебренников. Есть ли тут элемент общей «cancel culture»?
— Я категорически не согласна, что существует некое общее отношение к российской культуре, но это не то, о чём многие думают в России. Я разговаривала с интендантами трёх крупнейших немецких театров — Дрезденской оперы, Гамбургского театра Thalia и берлинской Komische Oper. И они мне прямо сказали: «В культуре нет национальности». В Европе никто не запрещает русскую классику — «Онегин» сейчас в супертопе, 12 постановок идут в крупнейших театрах, в Париже Рэйф Файнс ставит «Онегина» в Гранд-опера, «Пиковая дама» звучит повсюду, «Щелкунчик» и «Лебединое озеро» — в постоянном репертуаре. Для Европы национальные запреты — это прямой национализм, который противоречит самому её устройству.
Что касается Серебренникова — он звезда европейской сцены. В Германии, Франции, Швейцарии его работы идут с sold out, он ставит оперы, балеты, снимает фильмы. Его воспринимают не как «русского режиссёра», а как топового европейского постановщика. Я сама видела его спектакли в Венской опере — полные залы, публика, в основном обычные оперные фанаты и туристы. Его имя звучит наравне с крупнейшими европейскими режиссёрами.
Да, есть протесты, но их инициируют не европейцы, а украинцы. В Гамбурге я наблюдала акцию своими глазами: протестующие кричали, что он русский, и его нельзя пускать. Но драматург спектакля был украинцем, а сам Серебренников открыто против войны. Просто для украинцев это символично: им нужно протестовать против российской культуры, но до Гергиева не добраться, а вот до Серебренникова — да.
И это важно понимать: Европа в целом не устраивает политических кампаний против русской культуры. У меня был показательный случай — на интервью для получения политического убежища в Германии я запнулась, пытаясь вспомнить, как по-английски будет «автозак». И офицеры мне спокойно сказали: «Не волнуйтесь, мы знаем, что такое автозак. Мы читаем новости». То же самое с ОМОНом. Для них Россия — это уже не Достоевский и Чайковский, а автозаки и омоновцы. И это отражает реальное восприятие: Европа видит Россию не по картинке пропаганды, а по тому, что происходит на деле.
Что до Гергиева, его воспринимают не как «великого русского дирижёра», а как пропагандиста. Ему припоминают всё: и концерт Мариинского театра в разрушенном Мариуполе, и выступление на руинах Пальмиры. Европа всё это прекрасно видит и не закрывает глаза, как бы ни старалась российская пропаганда внушить обратное.