Жизнь иноагентов продолжает ухудшаться. С сентября им запрещена просветительская деятельность (а значит — публикации своих трудов и публичные выступления). Любое нарушение закона об иноагентах отныне может сразу стать поводом для уголовного дело, без предварительных штрафов. А Минфин предложил приравнять «иноагентов» к налоговым нерезидентам и обложить их доходы повышенным до 30% НДФЛ.
Мы поговорили с четырьмя политиками, которые остаются в России несмотря на «иноагентский» статус. Один из них согласился говорить на условиях анонимности. Собеседники рассказали о невозможности работать по профессии, трудностях с денежными переводами, стигматизации в обществе и постоянном чувстве страха и контроля.
«Ждем когда иноагенты будут платить 100%»
— Как вы отреагировали на предложение Минфина поднять НДФЛ до 30% для «иноагентов»?
Юлия Галямина: А никак, честно говоря. Я что-то не слежу за такими новостями. Налоги и налоги. Я официально нигде не работаю, мне проще, я женщина, меня муж кормит.
Екатерина Дунцова: Будет закон, значит будем платить. Я стараюсь обо всех своих полученных доходах отчитываться, все абсолютно прозрачно. Ждем, когда «иноагенты» будут платить 100%. Интересно, а когда все остальные льготы будут отменены? Не за горами отмена бесплатного медицинского обслуживания, бесплатного образования для «иноагентов», ну и всего остального.
Эльвира Вихарева: Знаете, многие думают, что этот законопроект, который непременно будет принят, можно будет как-то обойти. Но никак мы это не обойдем. Люди, которых нарекли «иноагентами», — враги государства. О тяготах нашего статуса, к сожалению, не особо говорят. Люди, которые находятся в России, в частности я, чувствуют тотальную заброшенность. Не все понимают, что мы претерпеваем.
Собседник N: Очередной шаг к дискриминации стигматизированной группы. Никакого смысла для бюджета отчисления «иностранных агентов» иметь не будут, а для конкретных физических лиц, находящихся в России, это сокращение доходов на 17%. Очередная попытка государства лишить иноагентов любых источников дохода.
После запрета на преподавательскую деятельность для «иноагентов» экс-муниципальный депутат в Москве, лингвист и филолог Юлия Галямина вынуждена жить за счет своего мужа. На момент разговора с «МО» она посла коров в деревне во Владимирской области.
«Просто не выпендривайся. Иноагентство учит скромности»
— С какими трудностями вы сталкиваетесь после признания « иноагентом»? Что больше всего раздражает или расстраивает?
Юлия Галямина: Тяжело, что не могу работать по специальности — преподавать. С сентября преподавать нельзя вообще ни в каком виде, даже в неформальных аудиториях. Тяжело, потому что эта деятельность хорошо развивает мозг. Но можно делать что-то другое. В этом году я закончила философский факультет. Учиться никто не запрещает, поэтому у меня в планах еще много разных обучений. Думаю теперь поучиться что-то делать руками: либо дизайн интерьеров, либо флористика. У меня уже есть четыре высших образования. Будет, значит, ещё больше.
Не можешь публично выступать, не можешь кого-то поддержать публично. Все время боишься всех подставить под «иноагентсво». Нельзя в выборах участвовать. Но не публично можно делать все, что хочешь, никто не мешает. Просто не выпендривайся, не выпячивай это. «Иноагентство» учит скромности.
Это полезная аскеза для тех, кто зазвездился, привык быть в центре внимания. Лишний раз подумаешь перед тем, как что-то сказать. Или хочешь, например, сделать селфи в какого-нибудь прекрасном месте, а потом вспоминаешь про «иноагенство» и не делаешь селфи. Меньше селфи, больше скромности. Эгоцентризм снижается. В общем, во всем есть свои позитивные стороны.
Екатерина Дунцова: Больше всего раздражает то, что везде приходится ставить эту плашку. Это касается как видео и аудио контента, так и обращений в государственные органы. И самое печальное — это запрет на просветительскую и образовательную деятельность, запрет на общение с несовершеннолетними. Я достаточно много раньше занималась со школьниками, поэтому для меня лично это очень сложно. Хотя чему я могу научить школьников, кроме как любить свою страну и хотеть сделать ее лучше?
Пока еще нет запрета на денежные переводы несовершеннолетним детям, а вот в отношении совершеннолетних возникают вопросики. У меня все родственники предупреждены, что мне нельзя скидывать деньги: на день рождения или еще по какому-то поводу. И я никому не скидываю. Иду маникюр сделать или помидоры купить и не могу людям перечислить переводом. Потому что подвергаю их опасности. Но адаптируемся и ждем, пока все законы будут приведены в соответствие с международными нормами прав человека.
Эльвира Вихарева: Устроиться на работу ты никуда не можешь, в особенности в государственные или просто крупные структуры, где можно заработать хорошие деньги. Даже если у тебя, как у меня, несколько высших образований. Я работаю на разгрузке-погрузке на продовольственных складах, в частном извозе, на курьерской работе. Мне здесь стыдиться нечего. Вот так жизнь сложилась.
Что касается тягот, например, нотариусы наши сделки не оформляют, банки переводы наши блокируют. Однажды я попыталась получить деньги через платежную систему «Золотая корона» от своего знакомого с российским паспортом, живущего в Израиле. На мне стоял блок. Привели службу безопасности, был тотальнейший цирк, деньги я так получить и не смогла.
Даже кэшбэк, который мне приходит с каких-то копеечных покупок, уходит на спецсчет. Спецсчет – это такая кубышка, на которую идут деньги без нашего ведома. И открывается он также без нашего ведома. Никто не спрашивает у нас согласия, готовы ли мы делиться с государством своими личными деньгами. В том числе при продаже недвижимости у нас все деньги уходят на спецсчет. А при продаже недвижимости наличными начинаются, конечно, колоссальные проблемы и в налоговой, в Росреестре.
Собседник N: Есть проблемы с трудоустройством, с выражением своих интересов и защитой их в госорганах и органах судебной власти.Также наложен запрет на участие в выборах в стране, чем существенно ограничены мои права и права моих избирателей. Существует запрет на преподавательскую и просветительскую деятельность. На организацию мероприятий. По сути это запрет на профессию.
Есть запрет получать доходы от пассивных источников (вклады, дивиденды должны зачисляться на спецсчет), невозможность по той же причине продать свое имущество, как движимое, так и недвижимое.
Применение плашки при обращении в любые органы власти создает изначально негативный эффект у тех, кто рассматривает такие обращения. А следовательно, снижает возможность добиться позитивных изменений. Настойчивость по-прежнему позволяет добиваться изменений, но сроки принятия решений растягиваются.
«Просят со мной селфи сделать»
— Как изменилось отношение друзей, коллег, близких? Отвернулся ли кто-то из друзей?
Юлия Галямина: Никто из друзей не отвернулся. Разве может кто-то из-за этого отвернуться? Это, значит, не друзья были. Друзья так и поступают. На улицах не шарахаются, даже наоборот. Иногда просят со мной селфи сделать, если я говорю, что я «иноагент».
Екатерина Дунцова: Друзья на то и друзья, чтобы вместе проходить через трудности. В основном я вокруг себя оставляю только тех, кто схож со мной по взглядам. За меня стали больше беспокоиться, но точно не отвернулись. Что касается знакомых и коллег-журналистов, то, конечно, есть те, кто стали писать определенные вещи: в комментариях, в личных сообщениях.
Собседник N: В основном никак не изменилось. Хотя некоторые говорят, что вот тебя не за что [признали], ошиблись, а вот остальных точно надо было. Но подавляющее большинство никак не изменили отношения. Максимум 1-2 человека перестали звонить.
«Страх постоянно. Страх сесть в тюрьму ни за что»
— Чувствуете ли вы давление со стороны государства? Испытываете ли страх?
Екатерина Дунцова: Страх не испытывают только дураки, на мой взгляд. Понятно, что каждый раз боишься забыть плашку или написать что-то похожее на рекламу. Стараюсь переводить страх в юмор. Вот, например, шучу, что если ко мне придут с обыском, то я наконец-то проведу генеральную уборку. Но вообще я думаю, что у государства нет причин устраивать на меня охоту, моя деятельность прозрачна.
Эльвира Вихарева: Страх постоянно. Страх сесть [в тюрьму] и сесть ни за что.
Собседник N: Давление постоянное, слово «иноагент» звучит ежедневно в пропагандистских передачах. Государство выбрало путь отрезания гражданских прав и свобод у «иноагентов» пошагово, маленькими кусочками, но постоянно. При этом возможностей выйти из этого статуса, особенно после 2022 года, когда даже не нужно получение иностранного финансирования, почти нет. По поводу страха. Человек ко всему привыкает, поэтому и страха, как такового нет. Есть осознание положения вещей, не более.
Екатерина Дунцова — экс-кандидат в президенты, основательница незарегистрированной политической партии «Рассвет» и бывшая журналистка боится переводить деньги собственным совершеннолетним детям, но старается сохранять оптимизм и опираться на поддержку сторонников.
«Стигматизация определенно есть»
— Ощущаете ли вы стигматизацию со стороны общества? Унижение?
Екатерина Дунцова: Со стороны моего окружения не ощущаю. Но вот недавно секретарь Союза журналистов России позволил себе назвать меня Дунькой.
Стигматизация, определенно, есть. У людей статус «иностранного агента» вызывает страх. Если люди оппозиционно-настроенные понимают, что этот статус, скорее, говорит о внимании к твоей политической деятельности, а не о реальном участии в заговорах против государства, то для большинства людей пропаганда создает ощущение, что все люди, внесенные в это список, поддерживают какую-то деятельность против России. Я понимаю страх людей и не осуждаю их. Если люди меня лично знают, у них случается разрыв шаблона.
Эльвира Вихарева: Власти постоянно говорят о том, что статус «иноагента» никак не влияет на жизнь людей. Но этот статус глубоко порочен, как в политическом, так и в юридическом плане. Он написан унизительными тезисами: это можно сравнить с практикой желтых звезд Давида в Германии первой половины ХХ века, когда людей сперва помечали как евреев, потом свозили в гетто, а затем убивали.
Если пролистать прокремлевские СМИ и телеграм каналы, можно встретить ежедневные публичные призывы лишить «иноагентов» нормальной жизни, всех прав и свобод. Такая практика порочна для всего российского общества. Каждый может стать одним из нас.
Я всегда была гражданкой России, у меня нет вторых гражданств или видов на жительство, в отличие от депутатов Госдумы. Я лично получила серьезные ограничения от этого статуса и он не является для меня медалью. В России данный статус накладывает дискриминирующие ограничения. Начиная от запрета на профессию, невозможности полноценно пользоваться банковскими счетами и распоряжаться недвижимостью и заканчивая предвзятым отношением в обществе. Даже в домовом чате намекают на то какую, цитирую «устроят темную» если я продолжу перечить.
При прочих равных я не способна защитить свои гражданские права в суде. Не потому, что у меня недостаточно доводов или компетенции, а поскольку знаю, что рекомендация «мочить» спущена сверху и любое мое желание отстоять свои интересы будет воспринято с долей издевки. Любая моя попытка найти истину и защитить себя может закончиться уголовным преследованием или арестом.
Досадно, что эмигранты превращают статус «иноагента» в ордер почета и личный капитал перед наивными западными чиновниками .
Собседник N: Очень редко сталкиваюсь с персонажами, которые активно осуждают. Скорее давления нет. Есть единичные случаи.
«Уехавшие оторваны от родины. Они страдают»
— Почему вы приняли решение оставаться в России?
Юлия Галямина: А какой смысл уезжать, подумайте сами. Вы видели людей, которые уехали? Они страдают, они мучаются, они оторваны от Родины, от родных, у них ностальгия. Скитальцем быть ужасно. Лучше быть «иноагентом», чем скитальцем.
Екатерина Дунцова: Российской политикой можно заниматься только оставаясь в России. За последние 3-4 года стало очевидно, что люди, которые уезжают, к сожалению, очень сильно отрываются от нашей повестки и им становится сложно коммуницировать с остающейся в стране аудиторией. Поэтому мне важно оставаться здесь.
Эльвира Вихарева: Политическая оппозиция и политическая эмиграция — совершенно несопоставимые вещи. Всякий раз, когда с голубых экранов слышу, как мои бывшие соратники называют себя политической оппозицией в изгнании, у меня возникает вопрос: к кому они на самом деле в оппозиции? К Евросоюзу?
Оппозиция — это когда политик живет со своим народом, переживает одни и те же события, плывет в одной лодке, чувствует горе своего народа, помогает, в конце концов, своему народу теми инструментами, которые у него остались, сопротивляется и противостоит действующему режиму.
Российская оппозиция должна служить не Европейскому союзу, а гражданам России. Политик не должен менять народ, именно поэтому я осталась в России.
Собседник N: Я никогда не думал о том, чтобы покинуть Россию. Потому что отъезд любого из тех, кто разделяет демократические ценности из страны, верит в свободу слова и права человека усиливает позиции тех, кто с этим борется. И если мы хотим изменений в России, то надо быть в России. Я не верю в возможность изменений у нас извне.
«Я не уеду»
— Что должно случится, чтобы вы уехали из России?
Юлия Галямина: Я не уеду. Я не хочу быть человеком, который потерял связь с Родиной, который уже не понимает, как тут люди живут, как тут все устроено, какая тут атмосфера. Я сейчас, например, в деревне нахожусь, во Владимирской области. Только что я помогала пасти коров. Вот кот ко мне пришел.
Я когда смотрю на этих бедных людей, которым пришлось уехать по разным причинам… Многие из них уехали просто по своей эмоциональной глупости. Они сейчас страдают, и мне их очень-очень-очень жалко, правда, искренне. Поэтому нет, я не собираюсь уезжать ни при каких обстоятельствах.
Екатерина Дунцова: Должна случиться прямая угроза жизни и здоровью моих родных. В ближайшее время я не планирую никуда уезжать, если только в Тайгу (смеется).
Эльвира Вихарева: Вы знаете, люди, находящиеся в Европе, мои коллеги, сделали все, чтобы желание сберечь себя и уехать из страны, хотя бы на время, исчезло. Смотря на них, мне, откровенно говоря, становится тошно. Я не хочу внимать, потакать западному мейнстриму, украинскому мейнстриму, невзирая на то, что у меня есть совершенно четкая позиция относительно так называемой «военной операции». Если я уеду из страны и со мной такое случится, мне придется перечеркнуть полностью всю мою жизнь, которая была связана с политической и общественной деятельностью без малого 10 лет.
Собседник N: Пока я себе такого сценария не представляю.
Экс-кандидат в депутаты Госдумы и программистка Эльвира Вихарева утверждает, что не может найти работу по специальности, поэтому вынуждена разгружать товары на складах, подрабатывать в такси и курьером.
«Темные времена всегда заканчиваются»
— Как вы со всем этим справляетесь? Что дает опору?
Юлия Галямина: У меня все хорошо. Мне очень нравится все, что происходит в моей жизни. Я пишу текст большой по философии про утопию для России. Да, тяжелый исторический период. Но важно в этом антураже сохранять свои ценности, свои добродетели, и одна из этих добродетелей — верность Родине. На самом деле в сложные времена сохранять добродетели легче.
В «Тезисах о философии истории» (1940 год) немецкий философ Вальтер Беньямин писал, что у каждого поколения есть «слабая мессианская сила». Люди протягивают свои дела друг к другу через поколения, в будущее. Мы все подхватываем послания людей, которые в прошлом сопротивлялась, противопоставляли себя насилию. И мы вкладываем свою частицу в это и передаем будущим поколениям. Но это долгий путь длиной в жизнь всего человечества.
Екатерина Дунцова: Очень помогают близкие, родные люди. И не менее значимую роль играют единомышленники, сторонники партии «Рассвет». Есть чем заниматься и, соответственно, отвлекаться от негативных мыслей.
Эльвира Вихарева: Честно говоря, я нахожусь в довольно затяжном депрессивном состоянии. Если бы не мой характер, моя дисциплина, спорт и книги, я бы, наверное уже давным-давно поехала головой. Страшно знакомиться с новыми людьми, потому что можешь случайно сказать что-то лишнее и это что-то лишнее уйдет в правоохранительные органы. Какие-то развлечения невозможны в силу финансовых обстоятельств и эмоционального состояния. В общем, одним словом, мы выживаем.
Собседник N: Знание истории позволяет чувствовать, что темные времена всегда заканчиваются. И, следовательно, колесо истории скоро повернется, и у нас еще будет шанс принести пользу нашей Родине. Плюс общение с людьми, которые выражают моральную поддержку и благодарят за нашу позицию.