Оппозиционер, экс-депутат петербургского парламента Максим Резник на конференции Антивоенного комитета России в Брюсселе и предложил новую стратегию оппозиции на предстоящих выборах в Госдуму, куда власти хотят делегировать до 40% участников войны. Резник и его коллеги по АКР предложили участвовать в кампании против «вознаграждения войны» — с требованием не давать политических постов тем, кто участвовал в СВО, и призывать голосовать против таких кандидатов. Эта тактика отличается от идей ФБК, который ориентируется лишь на бой с «Единой Россией».
В интервью «МО» Резник рассказал, как деградировал российский политический класс, почему война стала катализатором безумия, почему даже внутри элит растёт страх и усталость от путинской системы.
— Когда объявили новые выборы в 2021 году, я выступил с трибуны и сказал, что Петербург должен голосовать против «Единой России», против партии Путина. На следующий день меня арестовали по делу о хранении наркотиков. Дальше всё стало понятно — участвовать в выборах я уже не смог. Это было заранее заложено в системе.
А сейчас там сидят люди вроде Милонова — типичный пример деградации.
Он начинал как помощник Старовойтовой, потом его купили единороссы, чтобы поддержал будущего единоросса Вадима Тюльпанова, тогда мелкого предпринимателя, против кандидата от «Яблока» во втором туре выборов 1998 года. Казалось бы, помощник Старовойтовой, занявший третье место, должен был поддержать демократа, но поддержал барыгу. Тюльпанов победил, и потом они вместе пошли в «Единую Россию».
Биография Милонова — наглядный пример разложения системы. Мы с ним ровесники, я его хорошо знаю. Можно проследить, как деградировало всё, что когда-то имело политический смысл. Эти люди, деградируя, думают, что контролируют ситуацию, что могут установить предел. Но в какой-то момент маска прилипает к лицу, и отделить её уже невозможно. Я наблюдал это не только на Милонове, но и на спикере законодательного собрания. Я был два созыва и видел, как Вячеслав Макаров из одного человека превратился в совершенно другого. Это пример деградации и отрицательной селекции, которую я видел на конкретных людях.
Система деградировала до состояния, когда парламент превратился в декоративный придаток исполнительной власти. Обратите внимание: во всех сериалах с 90-х годов депутат — это вор, взяточник, проходимец. Положительных депутатов-героев нет. Есть хорошие менты, хорошие чиновники, честные ФСБшники, но депутатов хороших не бывает. Это во многом сознательная установка — формирование презрения к представительной власти. В массовом сознании депутат — ничтожная, ненужная фигура, человек, который идёт во власть только ради воровства.
Это не могло способствовать становлению политической элиты. Нужно воспитывать уважение к представительной власти со школьной скамьи, потому что именно она — фундамент демократии.
— Хотел отметить, что даже Миронов, один из наиболее заметных депутатов последних десятилетий, — отличный пример. Как вы оцениваете его политическую эволюцию?
— Я помню время, когда мы с Сергеем Михайловичем были союзниками на выборах в Петербурге, когда он противостоял давлению исполнительной власти. Я тогда был одним из лидеров петербургского «Яблока» и говорил: посмотрите, какой Миронов — бьётся, несмотря ни на что. А во что это потом превратилось? Что это за субстанция? Как это вообще можно назвать? Представить, что это один и тот же человек, невозможно. Но это один и тот же человек. Вот вам степень деградации.
— Откуда, на ваш взгляд, вообще взялся феномен Миронова?
— С Мироновым всё немного сложнее. Он строил политическую карьеру не благодаря Путину, а благодаря самому себе — был самостоятельным политиком. А потом, конечно, появился проект «Справедливая Россия», на который его подвязали через Суркова, и дальше всё пошло-поехало. Это и страшно: человек, который не был изначально бездарным, превратился в такое. Не пустышкой был Миронов, мягко говоря, как парламентарий, я наблюдал это вблизи, и любой непредвзятый человек скажет то же самое. В этом и ужас — он изначально был самостоятельной фигурой, а стал частью системы. Это ещё страшнее.
— Война, военные годы, наша миграция, медийная миграция и отток политиков — как это повлияло на скорость деградации?
— Война просто ускорила эти процессы. Степень невменяемости выросла кратно. То, что раньше могло скрываться, стало очевидным: насколько невменяем «фюрер». И людям приходится подстраиваться — чтобы тебя заметили, нужно подтягиваться до уровня этого безумия.
Они сейчас на поверхности и кажется, будто всё ими заполнено, хотя на деле это подавляющее меньшинство — как в обществе, так и в силовых структурах. Даже в ФСБ есть люди, которые хотят продолжения этого безумия, но это меньшинство. Проблема в том, что время такое: чем ты безумнее, тем ближе к центру.
Вот почему люди, которые когда-то считались либералами и были самобытными политиками, теперь вынуждены демонстрировать лояльность. Посмотрите на Диму Медведева — до какой степени ему приходится идти в этой риторике, какие слова он использует, чтобы показать свою преданность.
Война всё это усилила геометрически. Но степень этого безумия не свидетельствует о силе режима — напротив, режим теперь опирается исключительно на насилие. Это агония, и она может длиться долго, но это агония. Они воруют безумно. Это — последний день Помпеи.
— У вас всё-таки остались какие-то знакомые или друзья в политике, в элитах? Есть ли там ещё здоровые силы, которые просто затаились и ждут момента?
— Конечно. Они есть, и я вас уверяю — всё прекрасно понимают. Просто страх. Те, у кого есть совесть, молчат или говорят на другие темы, стараются не участвовать в этом безумии и не демонстрировать кровожадность. А те, кто больше ничего не умеет, демонстрируют именно её — поэтому сегодня они на пике. Самые бездарные депутаты Петербургского парламента стали главными зетниками. В курилках с ними стараются не пересекаться, не общаться.
Большинство всё понимает, но предпочитает зажмуриться — как точно сказала Екатерина Шульман, «усилия нации направлены на зажмуривание». И зажмуриваются не на красоту. Это к вопросу о том, как россияне относятся к войне.
Она не народная, не отечественная, а навязанная — путинская. Но деваться от неё некуда. Мы оказались в этой жопе и пытаемся в ней устроиться. Потому что если будешь бороться — окажешься не в жопе, а в СИЗО, в ШИЗО или вообще на том свете.
Репрессии сегодня не имеют сдержек и противовесов. Поэтому люди молчат и боятся. Когда наш Антивоенный комитет объявили «захватчиками власти» и приравняли к пожизненно осуждённым, я почувствовал, что даже не могу людей провоцировать — слишком велик страх. Сегодня достаточно одного контакта, чтобы попасть под статью.
Но настроение в элитах — как в обществе. Даже по данным ВЦИОМ видно, что никакой народной поддержки войны нет, но люди терпят, не видя альтернативы. Иногда кто-то всё же говорит — музыканты, редкие депутаты. Тот же Макаров недавно на завтраке у Сбера внезапно обрушился на экономическую политику. Вроде пока не арестовали.
Все всё понимают. Это очень скоро станет очевидным для всех. Тогда говорить станет легче — в общем хоре. Но начать кто-то должен. Проблема в отрицательной селекции: тех, кто способен открыто говорить, просто не осталось.
Может, кто-то всё же потеряет терпение. Есть ещё люди вроде сенатора Нарусовой или Михаила, какие-то затаившиеся, в том числе в Петербурге — не хочу никого подставлять. Но они есть, и я уверен, что эти голоса зазвучат. Возможно, даже с парламентской трибуны. При всём нынешнем уродстве Госдумы — этого пятого колеса в телеге фашистской диктатуры — именно там может появиться первый диссонанс.
Рано или поздно вскрыть правду о происходящем в России всё равно придётся — о состоянии экономики, о настроениях общества, о поддержке этой безумной войны. Возможно, это произойдёт уже в ходе грядущей «специальной выборной операции» 2026 года, когда Кремль снова будет имитировать выборы и демонстрировать «единство фюрера и нации». Но, как и в 2024 году, гладко пройти это не получится. Тогда были и «Полдень против Путина», и очереди за Надеждиным, и Екатерина Дунцова.
Сейчас власть зверствует не только против зарубежной оппозиции — против Антивоенного комитета, против ФБК — но и внутри страны. Разгром партии «Яблоко» идёт полным ходом, хотя они просто произносят слово «мир». Даже это теперь опасно. Репрессии усиливаются, но это не сила, а слабость. И голоса всё равно будут звучать — даже в депутатском корпусе, несмотря на попытки выровнять всё под ноль.
— Площадка в ПАСЕ может стать новой площадкой, где здоровые силы из России смогут приехать и рассказать, как они собираются восстанавливать разрушенную страну.
— Я считаю, это важная история. Речь не только о конкретных решениях — хотя они важны и касаются прав антивоенных россиян за рубежом — это прежде всего демонстрационная история. Как верно сказано в заявлении: это альтернативная легитимность. Фиксация того факта, что Россия — это не только Путин. Что там есть антивоенные россияне, и их голоса должны звучать. Пусть это происходит на площадке ПАСЕ. Я не понимаю критики этой инициативы: её нужно не критиковать, а использовать. Реакция путинского режима на такие шаги — лучшее доказательство их значимости. Движение идёт в правильном направлении.