Бывший клирик Испано-Португальской епархии РПЦ МП, протоиерей Андрей Кордочкин, родился в Ленинграде. Учился в Великобритании в Ampleforth College и в Оксфордском университете. В 2001 году был рукоположен митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом (ныне – Патриарх Московский и всея Руси) в сан диакона, а в 2002 году – в сан иерея. Был настоятелем храма св. равноап. Марии Магдалины в Мадриде. В 2022 высказался против вторжения России в Украину, после чего принял решение о выходе за штат. В декабре 2023 Отец Андрей объявил о переходе в юрисдикцию Константинопольского Патриархата.
В интервью «Можем объяснить» Андрей Кордочкин рассказал о том, какое отношение ко вторжению ВСУ в Курскую область диктует христианская этика:
— Как вообще христианин должен вести себя, когда на его страну совершается нападение?
— Это вопрос, о котором я думаю достаточно часто. Дело в том, что в Германии, в той деревне, где я живу, не очень далеко от нас находится воинское кладбище. Это кладбище союзников, и в основном там погребены военные летчики, по большей части англичане, американцы, а кроме них австралийцы и новозеландцы, которые погибли во время бомбардировки союзными войсками немецких военных объектов и городов.
Когда ты оказываешься в этом месте, смотришь на их могилы и видишь, что им было по 21-22 года, ты, конечно, не можешь не думать о том, во-первых, кто несет ответственность за их гибель, а во-вторых, кто несет ответственность за гибель тех людей, которые стали жертвами этих бомбардировок. Были ли они жертвами нападения Великобритании и Соединенных Штатов на Германию? Или все-таки это какая-то более сложная форма?
Не так давно я говорил с одним католическим священником – голландцем из города, который очень сильно пострадал от союзных бомбардировок, и он, например, преимущественно возлагает моральную ответственность за гибель людей на союзные войска. При этом очевидно, что никаких бомбардировок бы не было, если бы Германия не начала бомбить Лондон.
Поэтому этот вопрос, конечно, об ответственности, о вине — он совсем не простой для нас.
Кто-то бы сказал, что не было бы захвата этих областей российской территории украинцами, если не было бы вторжения России на украинскую территорию. Кто-то скажет наоборот, что не было бы вторжения России в Украину, если бы… и так далее.
— А вы сами как считаете?
— Я думаю, что все же естественная человеческая реакция — это реакция сострадания, а реакция «так им и надо» никогда не может быть здоровой. Потому что, безусловно, те люди, которые стали жертвами этого вторжения, — это в первую очередь жертвы.
Вопрос в том, кто, собственно говоря, несет ответственность за эту катастрофу, и я думаю, что во многом, конечно, она на совести тех людей, которые уверяли других в том, что война, начатая в феврале 2022 года, будет быстрой, безболезненной, и что граждане России никак не ощутят на себе ее последствия.
Мы видим, что прошло два с половиной года, и все идет совсем не по их планам.
— Христианин обязан всегда говорить «складываем оружие»? Вообще, у пацифизма в христианском смысле есть какие-то границы? Хотя пацифизм — это, наверное, не вполне христианский термин…
— Ну, во-первых, слово «пацифизм» — это термин вполне евангельский. Это буквальный латинский перевод слова «миротворец», и это то слово, которое звучит в латинском переводе Евангелия в Нагорной проповеди: «блаженны миротворцы».
Я думаю, что то, что происходит сейчас, — это в большей степени стимул к тому, чтобы разрешать то противоречие, которое существует, через переговоры, а не через умножение смерти и не через умножение страданий.
Вопрос здесь в том, насколько не только каждый из нас, но и те политики, которые принимают решения, вообще имеют свойство эмпатии и сострадания к людям, или для них это просто горючее и топливо для достижения их цели.
Не окажется ли так, что тем людям, которым было не жалко «Курска», который, как известно, утонул уже 20 с лишним лет назад, не жалко сейчас и этих людей, которые страдают в России? Понимают ли они общую связь между действиями, решениями и их последствиями?
Я думаю, что естественная обязанность христианина — это всегда призыв к миру, к разрешению противоречия через переговоры, а не через убийства друг друга, но ведь очевидно, что те события, которые происходят — это и есть во многом попытка приблизить конец войны через переговоры со стороны Украины.
— До вторжения ВСУ в Курскую область нарратив «украинцы — враги» был очевидной пропагандой. Но сейчас от рук ВСУ реально гибнут мирные жители на территории России, этот дискурс как будто ломается. Как бы вы сейчас, заново, объяснили людям, почему украинцы — не их враги?
— А я не думаю, что он ломается. Давайте подумаем, а зачем нужно было в 1945 году брать Берлин и союзные города? Почему нельзя было просто, например, оттеснить германские войска из территории Франции, Голландии, Польши, Советского Союза и на этом завершить войну?
— Не знаю. Я вот, например, вообще не уверен, что бомбежка Дрездена напрямую способствовала победе. Войну все-таки выиграли в первую очередь на фронтах. Разве нет?
— Дело даже не в бомбежках союзных городов, а в том, что по-настоящему стало понятно, что до тех пор, пока режим, который существовал в Германии в тот момент, будет существовать, будет и опасность. Другое дело, что немецкому народу пришлось заплатить очень дорогую цену за то, что случилось. Я не большой специалист по истории Второй мировой, но все-таки, мне кажется, что для всех участников было очевидно, что если просто оттеснить немецкие войска на территорию Германии, война не прекратится.
У Украины сейчас есть цель. Цель заключается в том, чтобы выйти на собственные границы. Как они могут это осуществить? Я думаю, что этот выход на российские территории они будут использовать для переговоров. Для того, чтобы, условно говоря, поменять те территории, которые оккупированы ими, на те территории, которые оккупированы российскими властями.
Оправдано это нравственно или нет, но я думаю, что в этом цель. Украина не ставит своей целью оккупацию России ни целиком, ни по частям. Я думаю, что любой здравомыслящий человек это понимает. Я думаю, что один из смыслов того, что они делают, — это показать, что те представления о безопасности граждан, которые транслирует российская власть, это показуха, которая держится на честном слове.
Все это очень больно, все это очень горько, и всего этого не должно было вообще изначально происходить.
— А что делать тем, кто читает новости про беременную женщину, расстрелянную солдатом ВСУ, и чувствует, что его пацифизм дает трещину? Что вы посоветуете такому человеку?
— Я думаю, что любое военное преступление должно быть расследовано и наказано, и не важно, совершено ли оно российскими военнослужащими или украинскими. Война не упраздняет понятия права, справедливости, и мы знаем, что даже во время войны совершаются военные преступления, которые выражаются в частности в том, что жертвами становятся сознательно не комбатанты, а гражданские лица. Безусловно, любое преступление подобного рода не может быть оправдано и должно быть расследовано.
Но не оказывается ли так, что мы ставим людям разную цену в зависимости от того, какое гражданство они имеют, на каком языке говорят и с какой стороны границы находятся? Совсем недавно и до сих пор в положении этих людей на территории оккупированных областей оказывались люди с другой стороны границы.
Они ничем не отличаются. Они ничем не лучше, не хуже. Поэтому как только мы начинаем оценивать стоимость людей по принципу «наши или не наши», на этом всякие представления, даже не христианские, а вообще гуманистические о добре и зле заканчиваются.
— А с точки зрения практической работы над собой вы, как священник, что можете посоветовать людям, которые испытывают злобу?
— Я думаю, что нужно прежде всего совершить умственный труд, понять, почему вообще это произошло, и что этому предшествовало. Во-вторых, я бы задумался о том, что человек, впадая в это состояние злости и ненависти, в общем-то, ничем не отличается от тех людей, которые совершают эти преступления и мотивируются злобой и ненавистью с другой стороны.
То есть, по сути говоря, задача такая: пытаясь чему-то противостоять, как не стать частью того, чему ты противостоишь, то есть зла и ненависти? Иначе всякая граница стирается. Иначе жертвой войны становится не просто тот человек, который ранен, погиб или стал беженцем, а ты сам. Потому что ты сам деформирован. Ты сам уже не то, что был раньше. Ты сам уже не можешь делиться добром и любовью, потому что в тебе этого уже нет. В тебе это уже выжжено теми новостями, которые ты прочитал.